7.2.29 Вьюн. — Cobitis fossilis L. (рис. 7.127, 2)

По наружному виду своему вьюн многим напоминает змею и название свое получил, вероятно, от способности извиваться. Тело его очень длинное, почти цилиндрическое; голова также удлиненная, у лба немного приплюснутая; рот обращен книзу и окружен десятью усиками, из которых 6 находятся на верхней и 4 — на нижней губе; плавники закругленные, брюшные меньше грудных; глаза маленькие, красивого золотистого цвета; ноздри с двумя отверстиями, из которых первое снабжено небольшим трубчатым удлинением. Тело его не голое, каким оно на первый взгляд кажется, но покрыто очень мелкой, довольно ясно заметной чешуей, состоящей из кругловатых, прозрачных пластинок, которые, при рассматривании их в слабо увеличивающий микроскоп, оказываются снабженными шероховатыми ребрышками, направляющимися, подобно радиусам, к центральному кружку.

Что касается до цвета вьюна, то он следующий: спина желто-бурая с черными крапинами, брюхо темно-желтое, иногда даже оранжево-красноватое; по бокам туловища тянутся три черных полосы, из которых средняя широкая, а боковые узенькие. Полосы эти к хвосту переходят в ряд черно-коричневых крапин величиной с крупную точку, крапин, покрывающих, кроме того, также все тело и голову и сильно способствующих увеличению яркости желто-оранжевого оттенка живота. Плавники темно-коричневые, также покрыты многочисленными крапинами, в особенности — хвостовой и спинной.

Водится вьюн почти во всей Средней и Южной России и любит болотистые речки, иловатые пруды, канавы и болота. Вообще он может жить там, где немыслимо существование никакой другой рыбы, не исключая даже, кажется, и карася. Зарывшись в ил и тину, отыскивает он себе в них пищу: червей, личинок насекомых, улиток и поднимается на поверхность только перед ненастьем, но поднимается так правильно, что во многих домах его держат из-за этой способности в банках с водой вместо барометра. Особенно охотно зарывается вьюн в тину в холодную погоду, а в зимнюю пору, начиная с ноября, не выходит из нее чуть на до самой весны, что и дало, по всей вероятности, немцам повод назвать его шламбейсер (илоед) и предполагать, что он зарождается из ила.

Вьюны обладают очень хорошим обонянием и потому тотчас же чувствуют, если где брошена пища. Ощутив запах, вьюн перестает двигаться и шевелить усами, как бы сосредоточивает внимание: где бы могла она находиться? Потом начинает исследовать почву усами, останавливается в том месте, где находится даже зарытая пища, и вырывает ее. Стоящие спокойно на месте вьюны находят пищу сразу в земле, бросаясь даже с довольно большого расстояния к месту, где она зарыта, но если они чем-нибудь взволнованы, неспокойны, то теряют способность быстро ее отыскивать.

При этом они нередко выказывают подражательную способность. Как только один из них начнет где-нибудь исследовать грунт и найдет пищу, так сейчас же соберутся туда и другие вьюны и также начнут рыть.

Вьюны отличаются, кроме того, памятью и потому часто возвращаются к тому месту, где их кормили, или где они находили корм, и делают это даже в проточной воде, в которой запах от находившейся пищи, само собой разумеется, быстро исчезает.

В аквариуме вьюн живет хорошо, но представляет два неудобства: во-первых, мутит воду, в особенности перед наступлением грозы и непогоды, а во-вторых, его чрезвычайно трудно кормить, когда в аквариуме кроме него есть еще другие рыбы. Ибо он, в особенности маленький, до того вял, что для того, чтобы съесть червяка, ему надо или чтобы червяк чуть не попал в рот, или же чтобы он проворочался перед его носом, по крайней мере, несколько минут. Лучший и самый легкий способ накормить его — это, конечно, бросать перед ним чуть не целые пригоршни червей, но и этот способ не всегда удается. Бывает, что остальные рыбы еще не совсем сыты, а закармливать их ежедневно, что называется, до отвала, вредно, тогда опять-таки вьюну ничего не достается. И вот тут-то, с голодухи, и начинается его отыскивание пищи, его копание в песке, поднимающее, как перед ненастьем, всю грязь со дна и делающее воду совершенно мутной. Мелкие экземпляры еще довольно сносны, но зато они скорее околевают. Что же касается до крупных, то от них положительно житья нет.

Вьюн, кроме свойства предугадывать дурную погоду, обладает еще редкой среди рыб способностью пищать. Писк этот или визг бывает иногда довольно громок и походит на звук, получающийся при быстром трении песчинки о стекло. Вьюн производит его, как говорят, тогда, когда в воде чувствуется недостаток в кислороде, и таким образом как бы извещает, что пора освежить или переменить в аквариуме воду. Мне самому, впрочем, пришлось слышать звук этот всего один раз и то не в аквариуме, а в банке, в которую были посажены подаренные мне одним моим знакомым вьюны. Воду в этой банке не меняли очень долго, и так как, сверх того, вместо червей вьюнам этим давали белый хлеб, то вода эта, кроме недостатка кислорода, по всей вероятности, была еще и попорчена. И вот оттуда-то и стал раздаваться писк. Сначала я думал, что мне это только показалось, но потом, когда писк стал повторяться и я подошел к банке поближе, то ясно различил, что звук выходил из нее, и видел даже при этом, как головы вьюнов высовывались из воды.

Впрочем, способностью этой должны быть одарены все вьюны, так как, глотая атмосферный воздух, они пропускают его сквозь пищеприемный канал, причем пропускание это заменяет им дыхание жабрами.

Воздух этот выходит обычно из анального отверстия в виде крупных пузырьков, а что он действительно служит им дыханием — показывает само изменение состава выдыхаемого воздуха: он значительно богаче углекислотой и беднее кислородом, чем вдыхаемый.

К этому оригинальному способу дыхания вьюны прибегают не постоянно, а только, как мы уже выше сказали, в том случае, когда в воде почти совсем нет кислорода. Баумерт, помещая вьюнов в воду, богато насыщенную этим газом, неоднократно замечал, что они никогда не высовывают оттуда головы и не пищат, но начинают пищать тотчас же, как только поместить их в воду испорченную.

Пробыв долгое время в аквариуме с чистой и в особенности с хорошо вентилированной водой, вьюны принимают чрезвычайно красивую окраску; вероятно, грязная слизь, покрывающая их тело, от этой воды сходит и цвета выступают ярче.

Долгое же пребывание вьюна, но только в отдельном аквариуме, имеет еще то благодетельное на него влияние, что приучает его есть бросаемых ему червей и таким образом как бы подготовляет его к общественной жизни в аквариуме с другими видами рыб.

Интересные наблюдения были сделаны одним любителем при разведении вьюнов. Три вьюна — два самца и одна самка — были помещены в большой аквариум, вмещавший 13 ведер воды и засаженный Potamgeton crispus, Isoёtes lacustris, Fontinalis antipyretica и Elodea canadensis.

Грунтом в этом аквариуме служила смесь из крупного песка, ила и торфа, покрытая сверху тонким слоем чисто промытого песка. Местами на поверхности грунта из нескольких плоских камней были сложены небольшие пещерки и, кроме того, в грунте вкопаны два куска гончарной трубы, по 18 см каждый, таким образом, что один из концов их выступал наполовину диаметра трубы над грунтом. В этих трубках рыбы проводили большую часть дня, выходя на поиски пищи лишь по вечерам.

Два года рыбы не проявляли никакой склонности к нересту. Наконец, весной третьего, в начале марта, самка значительно увеличилась в объеме, а вместе изменилась и в окраске: темно-коричневые продольные полосы на ее теле стали очень резкими, а живот около заднепроходного и хвостовой плавник получили красноватый отлив. Более крупный из самцов держался постоянно около самки, причем окраска его тела тоже стала ярче, а передние лучи грудных плавников и окружающие рот короткие усики приобрели ярко-красную окраску. Второй самец, преследуемый первым, держался почти всегда под камнями в трубах и выходил из них, только когда крупного самца не было видно.

Как-то вечером, во второй половине апреля, рыбки эти обнаружили вдруг необычайное оживление. Самка быстро скользила по дну между камнями и растениями, то поднимаясь, то опускаясь вдоль стенок аквариума, а самец неотступно следовал за ней, стараясь держаться как можно ближе. Неоднократно рыбы присасывались даже друг к другу ртами, причем продолжали плыть, обвиваясь друг около друга хвостовыми частями тела. Рыбы держались настолько тесно друг к другу, что получалось такое впечатление, как будто перед наблюдателем не две, а одна плавающая по аквариуму рыба. А часа через полтора после начала этих игр рыбы вдруг остановились около той его стенки, где растения были посажены очень густо, и самка выметала около 30 икринок, которые, вследствие резких движений рыб, были разбросаны во все стороны, причем большая часть их, падая на дно, прилипла к веткам и листьям растений и только две-три упали на грунт.

После этого рыбы упали на песок совсем без движения. Первым пришел в себя самец и сейчас же бросился к самке. Снова началась неистовая гонка, поднявшая в воде сильную муть, и затем последовало выметыванье икринок приблизительно в том же количестве, как и в первый раз. Таким образом произошло более 15 последовательных пометов икры.

К следующему утру муть в воде исчезла, рыб не было видно, но все части растений, грунт и стенки аквариума были покрыты многочисленными мелкими желтовато-розовыми икринками. Через два дня икринки заметно увеличились в объеме, стали прозрачнее, а четыре дня спустя после метания икры показались и производители. С жадностью набросились было они на икру, но тотчас же были выловлены и переведены в другой аквариум.

Развитие икринок длилось от 8 до 10 дней, причем в конце этого периода при ударе по аквариуму можно было заметить в икринках движение зародышей, готовых покинуть оболочку икринок. Выклевывание мальков произошло ночью, и наутро восьмого дня можно было видеть много пустых икриных оболочек. Число их на следующий день значительно увеличилось, живых мальков, однако, еще не было видно; равным образом заметно не было, чтобы и пущенные в аквариум мелкие циклопы уменьшались в числе. В течение нескольких недель аквариум выглядел вымершим, так как, несмотря на частые и тщательные наблюдения, никаких признаков присутствия в нем мальков открыть не удалось.

Прождав до половины июня, наш любитель решил, наконец, узнать, чем кончилась его попытка развести вьюнов, вылил воду из аквариума и стал осторожно вынимать грунт. Захватив рукой столько грунта, сколько мог забрать, он вдруг заметил, что в образовавшемся углублении, наполненном мутной водой, быстро двигалось несколько мальков, выловить которых было довольно трудно, так как они быстро уходили в мягкую илистую почву. Тогда он начал очень осторожно разбирать отдельные части грунта и в результате извлек 77 мальков — число, конечно, очень незначительное сравнительно с количеством выметанной производителями икры. По-видимому, часть икры погибла от грибка, другая была уничтожена метавшими рыбами и, наконец, часть мальков при извлечении из грунта могла остаться незамеченной.

Наиболее крупные мальки имели 4 см длины и были окрашены гораздо светлее, чем их родители. Основной фон тела был желтовато-розовый со светло-оливковыми полосами. Губы, усики и плавники их были серовато- или зеленовато-желтоватые.

Пущенные в отдельный аквариум, они сейчас же ушли в грунт. Кормом им служили энхитреус, писцидин № 000 и очень мелко рубленные дождевые черви. Корм этот бросался с вечера в аквариум и падал на дно, а наутро от него не оставалось никаких следов, хотя самих мальков ни разу не было видно.

Вода в аквариуме за все время не продувалась и не менялась.

В Москву привозят вьюнов из Владимирской губернии из озерков и болотистых речек, где их ловят преимущественно зимой у отдушин. Пересылать их лучше всего в банках во влажном мху, где они сохраняются даже лучше, чем при пересылке в воде.

Кроме обыкновенного вьюна, встречается еще форма его — совершенно выцветший белый вьюн. Альбиническая форма эта, как говорят, попадается во многих местностях России, но очень редко. Любопытный экземпляр такого вьюна одно время можно было видеть в Московском зоологическом саду, куда он доставлен был из Рязанской губернии фотографом Диго.